Четыре сезона [litres] - Стивен Кинг

– Не обращай внимания, Моррис, – обычно отвечала Лидия. – Ты просто не понимаешь шуток. Иногда я даже удивляюсь, как могла выйти замуж за человека, совершенно лишенно-

го чувства юмора. Вот, например, мы едем в Лас-Вегас, – продолжала она в пустой кухне, будто обращаясь к невидимой аудитории, – идем на концерт Бадди Хаккетта, а Моррис там даже ни разу не улыбнулся!

Кроме артрита, бородавок и мигреней, у Морриса была жена Лидия, которая после удаления матки пять лет назад превратилась в удивительно сварливое существо, постоянно его достававшее. Так что у Морриса и без сломанного позвоночника проблем хватало.

– Моррис! – крикнула Лидия, выходя на задний двор и вытирая руки полотенцем. – Моррис, немедленно слезай с этой лестницы!

– Что? – Он повернул голову, чтобы лучше ее видеть. Он стоял на второй сверху ступеньке алюминиевой стремянки в плотницком фартуке с большими карманами, набитыми гвоздями и скобами. На ступеньке имелась яркая желтая наклейка с надписью: «Осторожно! Выше – центр тяжести неустойчив!» Стремянка стояла на неровном участке земли и покачивалась при каждом движении. Начинала ныть шея – верный признак надвигающейся мигрени. – Ну что еще? – повторил он раздраженно.

– Я сказала, чтобы ты слез, пока не свернул себе шею.

– Но я уже почти закончил.

– Стремянка качается, Моррис. Спускайся вниз!

– Спущусь, когда закончу! – рявкнул он. – Отстань!

– Ты свернешь себе шею… – уныло повторила она и вернулась в дом.

Через десять минут, когда он уже забивал последний гвоздь, опасно раскачиваясь на стремянке, послышался кошачий вой и злобный лай.

– Какого черта?

Моррис обернулся посмотреть, в чем дело, и стремянка пошатнулась. В этот самый момент из-за угла вылетел их кот со вздыбленной на загривке шерстью и безумными зелеными глазами. За ним, высунув язык и волоча поводок, мчался подросший соседский щенок колли, заливаясь лаем.

Кот нырнул под стремянку, собака – за ним.

– Куда?! – замахнулся Моррис. – А ну, пошли прочь!

Собака задела стремянку, и она, качнувшись, начала заваливаться, а вместе с ней полетел на землю и Моррис, издав громкий крик. Из карманов посыпались гвозди и скобы. Он упал на бетонную дорожку, и спину пронзила дикая боль. Хайзел скорее почувствовал, чем услышал, как хрустнули позвонки. Мир вокруг окрасился в серый цвет.

Когда он пришел в себя, то понял, что лежит на дорожке, усеянной гвоздями и скобами, а рядом на коленях, заливаясь слезами, стоит Лидия. Сосед Роуган тоже находился здесь, его лицо было белым как мел.

– Я же просила! – причитала Лидия. – Я же просила слезть со стремянки. А теперь посмотри, что вышло.

Смотреть на что бы то ни было Моррис не имел абсолютно никакого желания. Поясница ныла тупой болью, но самым пугающим было то, что он ничего не чувствовал ниже пояса. Абсолютно ничего!

– Еще успеешь нареветься, – хрипло произнес он. – А сейчас вызови «скорую».

– Давайте я вызову, – предложил Роуган и побежал в дом.

– Лидия, – обратился Моррис к жене, облизнув пересохшие губы.

– Что? Что, Моррис? – Она наклонилась, и ему на щеку упала ее слеза. Наверное, это было трогательно, но он невольно вздрогнул, и движение отдалось новой болью.

– Лидия, у меня к тому же разболелась голова.

– Ох, бедняжка! Бедный Моррис! Но я же просила тебя…

– У меня болит голова, потому что проклятый щенок Роугана лаял всю ночь и не давал спать. А сегодня он погнался за нашим котом и опрокинул стремянку. Боюсь, я сломал позвоночник.

Лидия закричала от ужаса, и ее крик завибрировал в пульсировавших болью висках Морриса.

– Лидия, – снова сказал он и облизнул пересохшие губы.

– Что, милый?

– Знаешь, я уже много лет подозревал кое-что. А теперь точно уверен.

– Бедняжка! О чем ты?

– Бога нет! – заявил Моррис и потерял сознание.

Хайзела отвезли в городскую больницу, и вечером – примерно в то же время, когда он обычно ужинал, – врач сообщил, что он больше никогда не сможет ходить. Его заковали в гипсовый корсет, сделали анализ крови и мочи. Проверив реакцию зрачков, доктор Кеммельман постучал резиновым молоточком по коленям, но рефлекторного подергивания не было, как не было вообще никакой реакции. Лидия постоянно была рядом и не переставала плакать, то и дело меняя мокрые от слез платки. Теперь эта женщина, и раньше постоянно находившаяся дома и ухаживавшая за вечным страдальцем, которого Бог послал ей в мужья, повсюду ходила с солидным запасом кружевных носовых платочков на случай особенно длительного приступа слез. Она позвонила своей матери, и та пообещала скоро приехать. Моррис сказал, что рад этому, хотя в действительности терпеть не мог тещу. Еще Лидия позвонила раввину, который тоже должен был скоро явиться. Моррис снова похвалил жену, хотя не был в синагоге уже лет пять и даже не знал, как зовут раввина. Кроме того, Лидия позвонила его боссу Фрэнку Хаскеллу, который, правда, не обещал прийти, но просил передать привет и выразить искренние сожаления по поводу случившегося. Вечно жевавший сигару Фрэнк был единственным достойным соперником матери Лидии, вызывавшим у Морриса столь же глубокую неприязнь.

Потом Моррису дали валиум, увели Лидию, и через некоторое время он уснул – больше не было ни боли, ни забот, ни волнений. Он даже подумал, что ради этих маленьких голубых таблеток готов еще раз залезть на стремянку и сломать позвоночник.

Когда Хайзел проснулся, а точнее, пришел в себя, занималась заря, в больнице царила полная тишина. Он ощущал душевный покой и даже какое-то умиротворение. Боли не чувствовалось – запеленатое тело казалось невесомым. Кровать была частью какой-то хитроумной конструкции, похожей на металлическую клетку для белок: кругом стальные прутья, проволочные растяжки и шкивы. Ноги держали тросы, прикрепленные к этому устройству. Спину тоже что-то поддерживало, но что именно – он не видел.

«Бывает и хуже, – подумал он. – По всему миру происходят вещи пострашнее. В Израиле палестинцы взрывают автобу-

сы с пассажирами, виновными в преступном желании доехать на нем до кинотеатра. В качестве акта возмездия израильтяне сбрасывают на палестинцев бомбы и вместе с террористами убивают детей. Да, другим точно хуже… Мне, конечно, тоже несладко, но по сравнению с тем, что могло бы быть…»

Он пошевелил рукой – движение отдалось болью, правда, очень слабой – и сжал кулак. Руки в порядке. И кисти, и предплечья. Он ничего не чувствовал ниже пояса, и что с того? В мире полно людей, парализованных от шеи и ниже. А сколько мучаются с проказой? А умирают от сифилиса? Где-то прямо сейчас кто-то садится на самолет, которому суждено упасть. Моррису, конечно, не позавидуешь, но в мире столько всяких ужасов…